Наткнулась вдруг на сайт болгарских сказок - авторских и народных.
Назидательных местами, не без этого. Но симпатичных.

Здесь:
bolgarias.ru/Разбойник (Йордан Радичков)
Пришла пора собирать виноград.
Крестьянин наполнил виноградом бочку, привёз её домой и ну давить суковатым поленом виноград, пока не получилось много сока. Дети принесли кружку и стали пить сладкий сок. Он был такой сладкий, что у них слипались губы. Прилетели пчёлы из сада, облепили бочку и тоже принялись пить сладкий сок.
Явился жук, тяжёлый и неуклюжий, понюхал сок и нагнулся, чтобы напиться, но он был очень тяжёлый и свалился прямо в бочку. Крестьянин вытащил его и бросил курам.
— Пускай его куры склюют, — сказал крестьянин. — Пчёлы, напившись соку, дадут мёд, а от жука никакого толку.
Куры склевали жука, пчёлы вернулись в свои ульи, а крестьянин перелил сок в другую бочку. Это была большая и крепкая дубовая бочка, она стояла в погребе, где было темно и холодно, и крестьянин думал, что лучше этой бочки для вина не сыскать.
Виноградный сок постоял-постоял в погребе, где было темно и холодно, и начал сердиться: зачем его заперли в этой темнице! Дети пришли в подвал и увидели, что сок сердится, пенится и толкает стенки бочки, — вот-вот выскочит. Конечно, выскочить сок не мог, потому что бочка была стянута широкими и прочными железными обручами. Крестьянин сказал детям, чтобы не боялись: сок посердится и успокоится.
Через несколько дней он закупорил бочку, и внутри стало темнее, чем в пещере Али-Бабы и сорока разбойников. Когда пришла зима, крестьянин спустился в погреб с глиняным кувшином, открыл кран и нацедил полный кувшин вина. Первый глоток показался ему горьким, но потом стало тепло и приятно, и он опорожнил весь кувшин. И так ему понравилось вино, что он нацедил второй кувшин и тоже выпил.
Крестьянин встал на ноги, чтобы выйти из погреба, но тут кто-то толкнул его в спину.
Он обернулся, но позади никого не было.
Он сделал шаг, но тот, кто прятался в погребе, подставил ему ножку, и крестьянин чуть не упал. Он опёрся о стену и стал осматривать тёмный погреб. Однако в погребе никого не было — только пузатая бочка темнела рядом.
— Ну и ну! — сказал крестьянин. — Видно, в погреб забрался разбойник! То толкается, то ножку подставляет!
И он позвал на помощь жену. Жена принесла лампу, они осмотрели все закоулки, даже под бочку-заглянули, но никакого разбойника не нашли.
Тогда женщина сказала мужу:
— Разбойник в бочке. Ты пил вино, а нет разбойника хуже вина.
— Ну да? — удивился крестьянин. — Если так, то я ему покажу, этому разбойнику!
Он нацедил ещё кувшин и осушил до дна. Тут ему стало очень весело, и он пошёл во двор. Он шёл, а разбойник подталкивал его сзади и подставлял ему ножку, но крестьянин не обращал на него внимания, пел песни и махал шапкой.
— Вот видишь, — сказал он жене, — вино вовсе не разбойник, а весёлый песельник!
И пошёл дальше. Разбойник был коварен, он всё хотел повалить крестьянина и не давал ему идти. Зато крестьянин перехитрил его: он улёгся во дворе у самых ворот и сказал жене, что уж теперь-то его никто не повалит на землю.
+ 3
Осёл и его тень (Йордан Радичков)
Шёл осёл по дороге, и настроение у него было скверное, потому что солнце припекало и нигде не было тени, чтобы укрыться и отдохнуть. Осёл без устали махал хвостом, чтобы освежиться, да много ли проку от Хвоста в такую жару. Конечно, он и ушами хлопал, но, как ни велики ослиные уши, они всё равно не спасут от зноя.
Шёл осёл, шёл и увидел, что рядом идёт тень и всё время передразнивает его. Он махнёт хвостом — и она махнёт, он дёрнет ухом — и тень дёрнет ухом.
— Ах, так! — сказал осёл. — Ну, погоди, я тебе покажу!
Вы знаете: что осёл надумает, непременно сделает.
Осёл подумал, что, если он побежит, тень останется на дороге. Пускай валяется, пускай задохнётся в горячей пыли! Бежал он, бежал, остановился перевести дух. Только обернулся, глядь, а тень рядом. Стоит и тяжело дышит как живая. Осёл топнул ногой; чтобы спугнуть её, но тень не испугалась, а сама топнула на него ногой.
— А, ты вот как! — сказал осёл. — Значит, я тебя от солнца загораживаю, от жары спасаю, а ты дразниться вздумала! Это тебе так не пройдёт!
И прихлопнул хвостом надоедливую муху.
Возле тени никакой мухи не было, осёл это ясно видел, но она тоже хлопнула себя хвостом по спине, будто убила муху. Насмехалась над ним, видно.
В поле, неподалёку от дороги, осёл увидел терновник. Ему пришла в голову одна мысль, и он пошёл к колючим кустам. Оглянулся — тень тоже шагает прямо на колючки.
— Сейчас тебя проучу! — сказал осёл. И лёг в колючий куст. Тень не успела удрать, — видно, не догадалась, — и осталась внизу, под ослом. Шипы больно кололи его и даже расцарапали ему кожу, но осёл лежал терпеливо и крепко стискивая зубы, он знал, что тени тоже больно и тяжело лежать под ним. „Так ей и надо, этой строптивой тени, — думал осёл, — пускай шипы как следует исколют её, увидим, как она после этого будет насмешничать и дразниться".
Решив, что хорошо проучил тень, осёл вылез из терновника и встал среди поля. Стал отряхивать с себя листву да колючки и тут же увидел тень: она стояла рядышком и тоже отряхивалась:
— Поди теперь, покривляйся! — засмеялся осёл и махнул хвостом.
Тень тоже махнула хвостом.
— Ах, так! — сказал осёл. — Ну, я тебе покажу.
И он пустился бежать. Осёл бежал так быстро, что тень еле поспевала за ним. Долго бежал он. Прибежал к берегу. Внизу синел омут.
— Я тебя утоплю! — сказал осёл тени. Что осёл задумает, то и сделает. Разбежался осёл и прыгнул в воду. Омут был глубокий, он еле выбрался на другой берег, в ушах у него было полно воды. Он присел на песок, чтобы вытряхнуть воду из ушей, и тут у него прямо горло перехватило: рядом на песке сидела тень и вытряхивала воду из ушей.
— Ах, так! — сказал осёл и задумался. Думал он долго, у него даже голова заболела. Вы знаете, если осёл сел думать, он что-нибудь да придумает. Например, осёл придумал, как есть терновник, чтоб шипы не кололи язык, и надо сказать, что в этом деле он мастак.
Он решил, что, раз тень его разозлила, он должен разозлить её в отместку. Осёл направился к воде. Теперь тень шла впереди, и длинноухий посмеивался над ней. Она в воду — осёл за ней. Добрались до берега, но берег был крутой, и тени пришлось поплавать. Она села на берегу и начала вытряхивать воду из ушей, а осёл делал то же самое. Он даже корчил ей рожи и так смеялся, что слышно было в селе Черказка.
Потом тень побрела на луг, а осёл шёл следом и кривлялся. Как только она стала щипать траву, он тоже начал щипать траву. Набив животы, тень и осёл пошли к селу. Тень трусила впереди, осёл наступал ей на пятки, а вы знаете, как это плохо, когда вам наступают на пятки, особенно на бегу.
— Я из тебя душу вытряхну! — пообещал длинноухий.
И он шёл за ней по пятам, ни на одну минутку не давая остановиться. Осла ничуть не интересовало, что тень устала, что у неё болят ноги. Он ведь и сам устал, и у него болели ноги, но уж если осёл решит отплатить за обиду обидой, он всё вытерпит.
По дороге им повстречался старый крестьянин.
Тень остановилась и о чём-то спросила старика, а осёл сказал человеку:
— Почему ты не побьёшь свою тень? Разве не видишь, что она плетется следом и передразнивает тебя!
— Зачем её бить, — отозвался старик. — Не я её несу, сама идёт.
— Да, но если тень тебя обижает и передразнивает, этого терпеть нельзя! Так считаем мы, ослы!
— Это дело твоё, — отвечал человек.
— Тень твоя, поступай, как знаешь.
— Я из неё душу выну, — сказал осёл. — Целый день ходит рядом и дразнится. Мы, ослы, ужасно чувствительный народ.
И он погнал тень дальше.
Скоро он почувствовал, что в груди как будто что-то оборвалось, что он больше не может гнаться за тенью. Тень тоже еле держалась на ногах и скоро на всём скаку рухнула в придорожную канаву. Осёл упал рядом с ней. Он чувствовал, что умирает.
— То-то! — сказал осёл. — Я умру, но тень тоже умрёт.
И умер. Потому что он был осёл, а вы знаете: уж если осёл что-нибудь заберёт в голову — непременно сделает.
Серна художника и три луны (Здравко Сребров)
В глубине комнаты, на буфете, напротив широких окон, стояла серна. Зеленоватый мох покрывал её шею и живот. На стене висела большая картина, изображавшая хризантемы, а рядом красовалась пёстрая глиняная ваза.
В вазе стояли живые цветы. А хризантемы на картине нарисовал художник.
Чуть поодаль в хрустальной вазе лежали яблоки. На стене висела лампа из кованого железа, её розовый шёлковый абажур напоминал шапку персидского шаха.
Когда лампу зажигали, яблоки становились ещё краснее и блестели, а зеленоватый мох на шее серны золотился.
Серна наставляла ушки, грациозно вытягивала шею и смотрела в тёмные окна. Её тонкие ноги вздрагивали от нетерпения — она была готова в любую минуту спрыгнуть с буфета и умчаться в темноту. Её кожа, покрытая золотистым мохом на шее и животе, тоже вздрагивала, а белые зеркальца возле хвоста становились больше.
— Где лес? — спрашивала серна и вглядывалась в тёмные окна. — Почему луна не одна, а целых три?
Серна знала одну луну и множество звёзд — крупных, как лесные орехи, только они были не зелёные, а золотые; попадались звёзды и поменьше, как брусника, тоже золотые, а были совсем маленькие, будто кто-то рассыпал просяные зёрнышки вдоль Млечного пути.
Луна всходила над большим лесом, что тянулся до самой Чёрной скалы и вечерами был тёмный и страшный. Вершины деревьев начинали серебриться. Свет луны проникал в глубь леса, серебрил жёлуди, малину, землянику, и лес был уже не страшный, а праздничный, разукрашенный звёздами.
Здесь же, в доме художника, было много разных вещей, но леса не было.
— Где же лес? — спрашивала серна и всё смотрела в тёмные окна. — И почему луна не одна? Почему три луны?
Возле радиоприёмника сидела девочка и слушала сказку про вождя краснокожих и бледнолицую красавицу в золотых серёжках с драгоценными голубыми камешками. Она не вытерпела и сказала:
— Эх, глупышка! Это вовсе не три луны. Это люстра с тремя абажурами. И почему ты всё время спрашиваешь про лес? Неужели тебе так хочется туда? Смотри, какой снег идёт на улице, в лесу бродят волки, они большие и страшные, у них шерсть стоит дыбом. Волки тебя съедят. Я читала в книжке, что они любят мясо серны. И в лесу всё время нужно оглядываться по сторонам — это не очень приятно! Он весь в снегу, а с веток свисают сосульки. Сейчас там холодно! Лучше стой себе на буфете. Когда кончится сказка про вождя и бледнолицую красавицу, я принесу тебе поесть. Здесь тепло и нет волков.
— Где же лес? — спрашивала серна и смотрела в тёмные окна. — И почему три луны?
Серна родилась в горах, в большом старом лесу, что взбирался до самой Чёрной скалы. Она любила лес. Там было всё — зелёная листва, трава, брусника и много-много воды в родниках, которые текли с вершины среди мха и зарослей ежевики. Серна любила пить прямо из родника. В воде резвилась серебристая рыбёшка. Ниже по склону лежали россыпи морен, как каменные реки, среди камней пробивалась дикая герань, и весь лес благоухал свежестью. На деревьях пели птицы: синие с жёлтыми шейками, чёрные с красными клювами в белых галстучках, пёстрые с хохолками и широкими хвостами. На опушке стучал дятел, в глубине леса перекликались горлицы. Там были пчёлы и божьи коровки, над ручьями летали стрекозы, в кустах прыгали зайцы с длинными ушами и куцыми хвостами.
Наверху, на крутых скалах, жил дикий козёл — выше всех, под самыми облаками, под самыми звёздами.
Лес был родиной серны. Она любила его и тосковала по нему.
— Где лес? — спрашивала серна. — И почему луна не одна? Почему три луны?
Но девочка уже не слушала её. Сказка о вожде краснокожих и бледнолицей красавице в золотых серёжках с голубыми драгоценными камешками подходила к концу.
А конец в каждой сказке — самое интересное.
Серне хотелось одним прыжком выскочить на улицу. Но она не могла и шевельнуться. Она была сделана из бронзы, а её ноги припаяны к железной пластинке.
Художник, который нарисовал большую картину с хризантемами, поставил серну на буфет, чтобы она напоминала ему о лесе. Он тоже родился в горах, у большого старого леса, что взбирается до самой Чёрной скалы, и часто тосковал по нему.
— Где же лес? — часто спрашивал он, глядя по вечерам в тёмное окно. — И почему здесь не одна луна, а три?
Ему хотелось, чтоб луна была одна, зато настоящая. И чтобы всходила она над горами, над Чёрной скалой, над опушкой старого леса, где он родился.
Но это было так давно, что он забыл дорогу туда.
Девочку, что слушала по радио сказку про вождя краснокожих и бледнолицую красавицу, звали Здравка. Это была внучка художника. Когда сказка кончилась, она выбежала в прихожую, оделась, обулась, натянула варежки и побежала на улицу. Там уже играли её подружки, их голоса далеко разносились в морозном воздухе. Они расчищали тротуары от снега, играли в снежки, лепили снежную бабу.
А серна осталась одна на буфете, стоявшем в глубине комнаты, напротив широких окон. Она никуда не могла убежать, потому что её ноги были припаяны к пластинке. Кроме того, она была из бронзы!
Наверное, ей стало грустно. Она посмотрела в окно полными слёз глазами и больше ни о чём не спросила.
Петух-хитрец (народная сказка)
Петух сидел на плетене и радостно кукарекал на всю округу.
Его услышала Лиса в ближайшем перелеске и, предвкушая сытный завтрак, прибежала на пение петуха. Она села напротив и сказала ему:
- Ох и красиво ты поешь! Да только видно, что не так хорошо, как пел твой батька!
- А как же пел мой батька? - спросил удрученный Петух.
- Да, бывало, вскочит на плетень на рассвете, крылья расправит, одну ногу подожмет, да один глаз зажмурит, да поет так громко, так переливисто. Из все певцов был самый лучший певец!
- Я тоже так умею петь!
Тут Петух поджал одну ногу, зажмурил один глаз и закукарекал.
А Лиса не унимается:
- А если ты оба глаза зажмуришь, ты и лучше будешь петь в два раза, чем твой батька!
- Правда твоя!
И Петух прищурил оба глаза. Тут Лиса - хвать его! - и в перелесок утащила.
Приготовилась она уже его скушать, да тут Петух и говорит:
- Да, времена уже не те, что были. Твоя матушка совсем не так делала.
- А что не так она делала? - Насторожилась Лиса.
- Говорили, что, бывало, поймает она петуха, да перед едой молитву прочтет. И только потом его скушает. Очень набожная была лисица.
"Да, - думает Лиса, - надо и мне как матушка поступать". Подумав так, она сложила лапы, глаза прикрыла и начала молиться. А Петуху только того и надо! Как только Лиса перестала его держать, взлетел он высоко на ветку.
- Да что же ты за наглый обманщик! - разозлилась Лиса, - Саму лису перехитрил!
спасибо!
Спасибо!